Я ползу к тебе со всей своей любовью и ничтожеством.

Он был проклят с самого своего рождения. Он был проклят, когда полюбил тень, до которой он неспособен был дотянуться.
Арнольду хотелось смеяться и захлебнуться в своём же смехе. Так иногда бывает.

В такие моменты он ненавидел бумажную работу и каждого мага в Министерстве, кто посмел заглянуть в его кабинет. Он отвечал обрывисто, односложно, с такой интонацией, что возвращаться больше не хотелось.
В такие моменты он ненавидел каждую бумагу, что лежала у него на столе. Каждый лист - пропащие души, сколько же вас - квинтесенция его личного отвращения. Чернила были созданы кем-то, на бумаге, созданной кем-то, написан текст чьего-то авторства. Как минимум три человека повинны в его беспомощности перед документом. И Арнольд был готов достать их потомков, чтобы вырезать. И больше никаких гениев своего дела.
Останутся только те, кто умирают от тоски.

Это всё из-за неё.
Арнольд откидывается на спину кресла и прикрывает свои веки ладонью.
Очень хочется уснуть, так крепко, чтобы все мысли, ненужные, инородные, пропали из головы, будто их и не было. Будто излишне романтизированного им же самим образа и не было никогда. Только иллюзия.
Он меряет свой кабинет шагами. И в голове ни одной нужной мысли.

Он просто берет своё пальто с вешалки и направляется подальше от кабинета, больше напоминающего клетку.
Прочь.
Воздух кладбищенски холоден, отзывается на пальцах звоном металла, и в какой-то момент Арнольд понимает, что ему не согреться. Без всякого метафорического смысла.

Он резко остановился на улице, в кружащемся вальсе из снежных хлопьев, достал свои руки из карманов пальто и взглянул на раскрытые ладони - признак доверия, даже замученное животное понимает этот жест, но не человек или маг - никто, даже он сам.
На волосах тает снег - он чувствует холод. Падение каждой снежинки он тоже чувствует. Но руки его перестали сгибаться, перестали подчиняться приказам, они не чувствуют ледяного шепота, в который обращается снег, умирая.

Арнольд вспоминает ту, что лежит в его доме на постели. Она укутана цветами, она - вечная весна, её не тронет снег и утренняя изморозь на кленовых ветвях. Она останется с ним навечно, недвижимая, она будет улыбаться.
Вот только кто ей будет прислуживать, когда он возляжет с ней на одно проклятие?

Время сужается в одну точку - в внезапно нахлынувшее, будто лавина, а не обычный лондонский снегопад, обратившийся через пару часов от окончания в грязь, отчаяние.
Он не знает, умирает ли. Не знает, кем становится, и хочется - смеяться?
Смеяться, как безумцу, окончательно потерявшего жизненные ориентиры. Всё, что Арнольд позволяет себе - криво усмехнуться и, спрятав руки в карманы, двинуться в путь, глотая стылый воздух. Это может быть его последняя зима.
Арнольд предвкушает, как обрадуются в Министерстве, когда узнают, что молодой выскочка, вырвавшийся в руководители штаба стирателей памяти, не пришел на работу вследствие своей полукончины. Не нужно даже скидываться на цветы у надгробия, ведь сердце в груди у замерзшего монстра всё ещё бьется.
А когда они найдут в постели её, укутанную в весенние цветы, то поймут, что начальник вряд ли очнется вновь.

Не стоило быть настолько драматичным, не стоило глотать отчаяние, будто сахарную пилюлю, для любой проблемы есть своё решение, но впервые жизни Арнольд Пизгуд чувствовал себя слабым. И он знал, кого винить в этом.

Он знал о Падме совсем немного (не знал самой романтической глупости: её любимый цвет, её любимый цветок, сколько ложек сахара она кладёт в чай), но достаточно для того, чтобы найти её в зимних, серебристых сумерках.
Арнольд - охотник в своей сути, и всё в нём затихает, когда он понимает, кого нужно найти. В Косом Переулке суета сует, каждый из них - монаршья особа из мира теней, черный силуэт, фраза извинения, брошенная тихо - на секунде полушепота - при столкновении.

Арнольд почти смеётся, когда видит на двери табличку "Закрыто". Не для него.
Он выбивает дверь, становится вьюгой, что влетает в помещение аптеки - горечь полыни и ладан - вместе с холодным воздухом. Только и остаётся, что смотреть на неё волком, молчать, захлебнувшись в невысказанности, сжимая ничего не чувствующие пальцы в кулаки, спрятавшиеся в карманах.

Отредактировано Arnold Peasegood (2019-09-02 00:11:59)